— По-олк! Направление на колокольню! В атаку! Ура! — бодро скомандовал Максимов.
— Ура-а-а! — дружно подхватили вокруг голоса.
Но тут словно свинцовым ливнем ударило по флангу полка, и Вихров, пригнувшись, увидел, как высоко в воздухе блеснули Мишкины бабки. Строй пронесся вперед. «Убили!» — подумал Вихров. Он оглянулся. К Ладыгину вихрем подскочила тачанка. Больше он ничего не увидел: вся масса всадников с криком и топотом понеслась во весь мах, чтобы скорее достичь деревни, и он, подхваченный общим движением, продолжал мчаться вперед. Навстречу полку лихорадочно ударили пулеметы. Лошадь Вихрова резко остановилась. Рядом с ним кто-то упал. Послышались тревожные крики. Бойцы кинулись в стороны. Эскадроны смешались в одну общую массу.
— Назад! Отходи в балку! — загремел голос Максимова. — Живо! Галопом!
Бойцы кучей поскакали назад.
— Стой! Стой, братва! Взводный остался! — крикнул рядом с Вихровым незнакомый боец.
— Где? Какой взводный? — быстро спросил Вихров.
— Тюрин! Эвот лежит! — показывал боец в сторону деревни, где подле куста билась, поднимаясь на передние ноги, гнедая кобыла.
Вихров повернул лошадь и выпустил ее во весь мах.
— Хватай стремя! — крикнул он, подскакав к Тюрину.
Тот лежал без движения.
Вихров спрыгнул с седла, схватил безжизненное тело товарища и, подняв его, перевалил через седло. Он занес уже ногу в стремя, когда в нескольких шагах от него раздался крик:
— Хальт! Стой, пся крэв!
Держа винтовку наперевес, к нему бежали легионеры. Вихров сорвал с ремня гранату и, широко размахнувшись, бросил ее под ноги солдатам. От взрыва лошадь шарахнулась, но он толчком прыгнул в седло и, крепко придерживая тело товарища, поскакал к эскадрону.
Уже на полпути он заметил, что навстречу ему скачет Маринка.
— Кого везешь? — на скаку спросила она, придерживая и повертывая лошадь.
— Тюрина.
— Что, ранило?
— Не знаю.
— Ну давай скорей! Наши отходят.
— А вторая бригада?
— Все, все. Начдив приказал отступать.
— Как наш командир эскадрона?
— Живой. Коня убили, а Максимова тяжело ранили…
Отступив из-под Дзионькова, дивизия отошла на ночлег в большое село. В хатах зажигались огни. Во дворах лениво брехали собаки. Вокруг слышались голоса, заливистое ржанье лошадей, скрип ворот. Возле распряженных тачанок копошились ездовые.
Иван Ильич Ладыгин с деланно-сердитым выражением на худощавом лице ходил по комнате. Ильвачев сидел у окна рядом с Леоновым и, опустив голову, крутил папироску. Вихров, сильно похудевший, загорелый, стоял навытяжку, настороженно следя за Ладыгиным.
— Та-ак, — сказал Иван Ильич, останавливаясь против Вихрова. — Что же мне теперь делать с тобой? За то, что бросил в бою эскадрон, полагается расстрел. — Он, смеясь одними глазами и храня на лице суровое выражение, пристально посмотрел на Вихрова. — Так ведь по уставу?
Вихров молчал.
— Один великий полководец сказал: «Не держись устава, яко слепой стены», — проговорил дружелюбно Леонов.
— А ведь правильно сказал! — оживился Ладыгин. — Соображать надо. В жизни всякие случаи бывают. Ну, добре. Иди пока. А мы с военкомом подумаем, как с тобой поступить: к ордену представить или голову снести.
Вихров вышел из хаты.
— Молодежь, — сказал Иван Ильич. — Надо и не перехвалить и чтоб службу помнили. А то другого похвалишь, а он нос задерет.
— Ну, Вихров, положим, не такой, — заметил Ильвачев.
— Это конечно, — согласился Ладыгин, — но для предупреждения невредно иногда и хвост подкрутить. Пусть почувствует.
В сенцах послышался стук шагов, и в хату вошел Крутуха.
— Товарищ командир, самовар будем ставить? — спросил он, щурясь на лампу.
— Конечно! Что за вопрос? — обрадовался Ладыгин. — Давай ставь скорей…
Иван Ильич присел к столу и, вынув из сумки полевую книжку, стал составлять донесение.
… Выйдя от Ладыгина, Вихров прошел по расположению взвода и сел покурить на лавочку у ворот своего дома.
Над селом лежала глубокая ночь. На невысоком холме белел старинный помещичий дом с колоннадой. Перед домом виднелся большой круглый пруд с трепетавшим в нем отражением месяца. От усадьбы к селу шла широкая дорога. По обеим ее сторонам белели статуи. В окнах дома мелькали огни — штаб дивизии располагался на отдых.
Вблизи послышались шаги. Вихров поднял голову. Разговаривая между собой, к нему подходили два человека. По высокому бойкому голосу одного из них Вихров узнал Митьку Лопатина.
— Лопатин? — спросил Вихров.
— Он самый! — весело откликнулся Митька.
— А кто это еще?
— Харламов, товарищ командир, — отозвался густой низкий голос.
— Чего не спите?
— Да вот все толкуем, почему у нас шибко нехорошо получилось, — сказал Митька, подходя и присаживаясь на лавочку.
Вихров уже хорошо знал привычку конармейцев доискиваться причин неудачи в бою, и его нисколько не удивило заявление Лопатина.
— Ну и как же вы решили, товарищи? — спросил он, помолчав.
— Стало быть, по моему рассуждению мыслей, надо б было нам с другого края зайти, — сказал Харламов.
— А не все ли равно, с какого конца заходить! — горячо заговорил Митька. — Дело не в этом. Будь моя воля, я б с двух сторон ударил. Одним эскадроном прямо по деревне и молчком, без крика. А остальными тремя иззади, в обход. В общем внезапно. Он бы и не знал, куда ему с пулеметов палить.
«А ведь он прав», — подумал Вихров и вслух сказал:
— Тактика предусматригает, что при одном положении может быть несколько решений и все они могут быть относительно верными
— Только одномурешению цена рубль, а другому копейка, — подхватил Митька.
— Это ты откуда слыхал? — удивился Вихров.
— Не слыхал, а читал. У вас же в уставе карандашом записано. Сами, верно, писали — сказал Митька.
Вихров ничего не ответил, а только внимательно посмотрел на него.
— Ваше решение, товарищ Лопатин, по-моему, правильное, — сказал он, помолчав.
— Вот я и говорю! — обрадовался Митька.
— Набили нам ряшку, — сказал в темноте чей-то голос.
— Это кто такой? — спросил Харламов, быстро оглядываясь.
— Я. Сидоркин..
— Ты чего тут?
— Товарища квартирмиста ищу. Не видали, ребята?
— Нет, — сказал Харламов.
Сидоркин пробормотал что-то и пошел вниз по улице. Видали героя? — заметил, усмехнувшись, Митька Лопатин.
По дороге послышался стук тяжелых колес. Из мрака медленно надвигалась какая-то темная масса.
— Батарея идет, — сказал Харламов, вытягивая шею и присматриваясь.
Теперь уже отчетливо слышалось тяжелое громыханье колес. Под светом месяца показался силуэт всадника, и чей-то молодой голос спросил:
— Какой части, товарищи?
— А вы кто? — спросил Вихров, поднимаясь и подходя к всаднику.
— Я командир батареи… Одним словом, ищем, где бы переночевать. Тут что, все занято? — спросил командир, нагибаясь с седла.
Свет месяца упал на него, и Вихров увидел совсем молодое задорное лицо с легким черным пушком на верхней губе. Новая фуражка и блестевшее снаряжение говорили о том, что это был новичок, молодой командир, не так давно выпущенный с командных курсов.
Невольно почувствовав к нему расположение, Вихров сказал, что рядом есть несколько свободных хат и что сам командир батареи, если захочет, может остановиться у него на квартире.
— Вот и прекрасно! — весело сказал командир батареи. — Одним словом, договорились. Калошка, ко мне! — высоким голосомпозвал он, повернувшись в седле и поправляя наплетши ремень. Калошкой звали бравого старшину. По тому, с каким видом он подъехал к командиру батареи и обратился к нему, Вихров сразу почувствовал, что этот уже старый человек очень уважает и любит своего командира.
— Слушаюсь, — почтительно произнес он, получив распоряжения. — Здесь и постановим, — подняв руку, он показал на полянку.
Ездовые и номера завозились у орудий, выставляя их в одну линию.
— А ну быстрей копайся! — покрикивал старшина. — Чтоб у пять минут усе было готово!
Командир батареи слез с лошади, расправил затекшие ноги и вместе с Вихровым вошел в хату.
— Молочка бы стаканчик, — сказал он, оглядываясь.
— А вон в кувшине, — показал Вихров.
Тот подошел к столу, раскрыл покрытый чистым полотенцем кувшин и, взяв кружку, налил в нее молока.
— А ведь мы с вами и не познакомились, — сказал командир батареи, улыбаясь и отпивая из кружки. — Гобар, — звякнув под столом шпорами, представился он.
Вихров назвал себя.
— Удивляетесь, что фамилия французская? — все еще улыбаясь, продолжал Гобар. — Нет, я почти чистокровный русак. Мой прадед служил у Наполеона в драгунах попал в плен под Смоленском и остался в России. Батька на Путиловском работает фрезеровщиком. Сейчас он где-то в этих местах. За хлебом от завода уехал. Одним словом, с моей фамилией произошло прямо противоположное романовской.
